artificial intelligence
Вышел курить, на первой затяжке начался снег, на второй пошел еще сильнее. Я не специально, я весну хотел.
Ненавижу курить один. Так никакого удовольствия от сигарет. Куришь быстро, затяжка одна за другой, так что горло дерет и послевкусие горькое. Это странно, наверное. Мы ведь всего лишь в соседний подъезд перебрались, а ощущения совсем непривычные. Уже второй раз за последние дни я ужасаюсь от мысли, что я в Киеве. Нет, в этом нет ничего плохого. Ужасно то, что осознание этого пришло, блять, только через полтора года. Еще в десятом году, когда я заканчивал колледж, одногруппники разъезжали кто в Киев, кто во Львов, кто в Карпаты. Часто звали с собой. Тогда даже не понималось, что я могу делать в том же Киеве два дня. В одиннадцатом, когда я впервые приехал в Киев на два дня, все уже было иначе. А вот сейчас, стоя на курилке и рассматривая спальный район, где даже в полукилометре от трассы слышится постоянный гул, я понимаю, что я нахожусь в другом городе. Уже почти что два года.
Это было по-настоящему прекрасное время. Начиная твоим приездом, заканчивая нашей последней готовкой супа. И сколько всего изменилось-то! И в нас, и вокруг. Ты стала сильной, ты вылечилась, ты избавилась от многих-многих страхов, обзавелась многими важными делами. Я наоборот стал отвратительным существом, тупым, слепым и глухим, проебал все, что мог, даже работать теперь не могу. Если я и эту работу не могу делать, то я уже и не способен ни на что. Страшно сейчас. Я очень хотел сегодня приехать. Я очень боюсь, что март станет последним месяцем, который я проведу в этом городе. Пиздец настолько всеобъемлющий, что я конца ему не вижу. Если в марте ничего не изменится, если не появятся силы жить и работать, мне придется уехать. Я больше не протяну так. Жить на сотню в неделю и спать на четырех стульях.
Опять получается так, что как только я остаюсь один, я здорово загоняюсь и начинаю бояться. А когда приезжаю к тебе, эта хуйня такой несущественной кажется, что и говорить о ней стыдно. Не знаю, как мне быть, каваюшек.
Ненавижу курить один. Так никакого удовольствия от сигарет. Куришь быстро, затяжка одна за другой, так что горло дерет и послевкусие горькое. Это странно, наверное. Мы ведь всего лишь в соседний подъезд перебрались, а ощущения совсем непривычные. Уже второй раз за последние дни я ужасаюсь от мысли, что я в Киеве. Нет, в этом нет ничего плохого. Ужасно то, что осознание этого пришло, блять, только через полтора года. Еще в десятом году, когда я заканчивал колледж, одногруппники разъезжали кто в Киев, кто во Львов, кто в Карпаты. Часто звали с собой. Тогда даже не понималось, что я могу делать в том же Киеве два дня. В одиннадцатом, когда я впервые приехал в Киев на два дня, все уже было иначе. А вот сейчас, стоя на курилке и рассматривая спальный район, где даже в полукилометре от трассы слышится постоянный гул, я понимаю, что я нахожусь в другом городе. Уже почти что два года.
Это было по-настоящему прекрасное время. Начиная твоим приездом, заканчивая нашей последней готовкой супа. И сколько всего изменилось-то! И в нас, и вокруг. Ты стала сильной, ты вылечилась, ты избавилась от многих-многих страхов, обзавелась многими важными делами. Я наоборот стал отвратительным существом, тупым, слепым и глухим, проебал все, что мог, даже работать теперь не могу. Если я и эту работу не могу делать, то я уже и не способен ни на что. Страшно сейчас. Я очень хотел сегодня приехать. Я очень боюсь, что март станет последним месяцем, который я проведу в этом городе. Пиздец настолько всеобъемлющий, что я конца ему не вижу. Если в марте ничего не изменится, если не появятся силы жить и работать, мне придется уехать. Я больше не протяну так. Жить на сотню в неделю и спать на четырех стульях.
Опять получается так, что как только я остаюсь один, я здорово загоняюсь и начинаю бояться. А когда приезжаю к тебе, эта хуйня такой несущественной кажется, что и говорить о ней стыдно. Не знаю, как мне быть, каваюшек.