artificial intelligence
Шантарам говорит: "Когда мы полностью сознаем свою вину за причиненное другим зло, мы стремимся творить добро, чтобы спасти свою душу. Но при этом начинают выползать из тени все тайные мотивы, которые мы скрывали, все наши секреты. Темные мотивы наших светлых начинаний преследуют нас неотвязно. Путь наверх, к искуплению, особенно крут тогда, когда наши добрые поступки запятнаны постыдными делами."
Так я понял, что все хорошее, сделанное или же запланированное, всегда будет приносить мне страдания. Потому что все, что я сейчас пытаюсь делать, все это направлено наверх. К искуплению. Проблема только в том, что есть поступки и последствия их, которые остаются в душе и сердце настолько большим и темным пятном стыда, что вряд ли есть способ или средство, которые помогут от них избавиться.
Шантарам говорит: "Я люблю тебя с той самой секунды, когда впервые увидел тебя. Мне кажется, я всегда любил тебя - столько, сколько существует на свете любовь. Я люблю твой голос. Я люблю твое лицо. Я люблю твои руки. Я люблю все, что ты делаешь, и то, как ты это делаешь. Когда ты прикасаешься ко мне, мне кажется, что это волшебная палочка. Я люблю следить за тем, как ты думаешь, и слушать то, что ты говоришь. Я чувствую все это, но не понимаю и не могу объяснить - ни тебе, ни себе. Я просто люблю тебя, люблю всем сердцем."
Так я понял, что люблю ее. С той самой секунды, когда она около двенадцати часов дня десятого апреля 2011-го года сошла на перрон днепропетровского вокзала. Маленькое рыжеватое чудо. Она ехала скоростным экспрессом из Киева. Около семи часов, сидя с какой-то противной блондинкой рядом и без возможности курить. Злобная, сонная, она сошла на перрон и первым делом закурила. Она была в сером пальто и фиолетовой вязаной кофте с капюшоном. Тогда я услышал ее тонкий и тихий голос. Она долго возмущалась и негодовала из-за всех неудобств дороги, а я не знал что говорить, стоял и улыбаясь, смущенно отводя взгляд. Пока она ненавидит меня, я продолжаю любить в ней все.
Я думаю, что это конец. Конец всему. Мне довелось поговорить с несколькими людьми, которые пережили почти то же, что и она. Это неплохие люди. Больные физически, сломленные духовно и сломанные морально, они переполнены болью и печалью, которые не уходят никуда даже спустя долгое время. Они полны страданий и разочарований, они живут с этим без надежды стать прежними. То, что она сказала сегодня, что она сможет жить с последствиями моего поступка, но не сможет стать такой как раньше, верить и доверять, мне кажется, что это близко к правде. После стольких бед, которые ей пришлось пережить, я нанес ей самое страшное, самое болезненное унижение. Я предал ее. Мне никогда не искупить этого. Даже осознав сполна свою вину. Я убил человека, которого любил и люблю.
Мне не разобраться с этим. Она говорит, что ей хорошо со мной. Она говорит, как здорово, ведь весна и ты. Раньше мне часто это снилось, и вот она бежит мне на встречу, я спускаюсь с лестницы над железнодорожными путями, и мы бросаем себя друг другу, обнимаясь и целуясь. Мы сидим на шпалах, смотрим на закатное небо, похожее на размагничивающийся ЭЛТ-монитор, едим чизбургеры и пьем. Стоя на балконе, мы подаемся навстречу весеннему ветру, который пахнет кострами. Мы танцуем под музыку из "Игры престолов". Я говорю ей, что люблю её. Теперь я называю ее моей душой, ведь так и есть. Она сжимается от этих слов, но, переступив через себя, говорит: "Я тоже тебя люблю, что уж тут таить." Она скручивается калачиком, прижимаясь ко мне спиной. Я обнимаю ее за колени, утыкаюсь носом в ее лопатку и засыпаю, улыбаясь от запаха ее тела.
Она говорит, что никогда не станет прежней. Что каждый день вспоминает о той боли, которую я ей причинил. Я вспоминаю все то счастье, которое она мне отдавала. Каждый день. Это странно, но я много плачу. Иногда даже в метро, электричках или маршрутках. Я вспоминаю, как мне было хорошо. Ведь я могу это ценить. Сейчас, когда этого больше никогда не будет. Вспоминаю ее счастливую, как мы дурачились, как она укутывалась в мои любимые кофты и рубашки. Как мы ели мороженое в парке и говорили о буддизме. Как мы, еще до нашего первого дома, всю ночь лежали абсолютно голые и разговаривали. Два долгих монолога о нас. Вспоминаю парк, осень, наши ноги в желтых листьях. Пляж, песок, я пишу на песке ее имя, а через запятую дописываю "ня!" Я помню, пожалуй, все те разы, когда мы трахались. Мы никогда не говорили "секс" или "занятие любовью". Ебля, так мы это называли. От самых первых, неуверенных, до безумных последних. Из-за этого я не могу слушать те наши песни. Я не могу удалить их из плеера, но каждый раз, когда они включаются, мне приходится или срывать с головы наушники, или судорожно пытаться попасть в переключение трека.
Я всегда буду любить ее. Если мне придется вернуться в Днепропетровск, я знаю что будет. Я стану ею, только до нашего знакомства. Я стану всеми теми людьми, которые не оправятся никогда. Которые сожалеют и страдают. Потому что я заслуживаю. Мои мысли постоянно возвращаются к тебе. К тебе, к тому, что я потерял и что убил. Я растерян. Я не могу читать из-за этого, делаю огромное количество ошибок и опечаток в текстах, проезжаю станции метро и остановки, сажусь не в те электрички. Я не знаю, смогу ли я стать другим, если у меня не будет тебя.
Я знаю, что это конец. Конец всему. Скоро это случится. Она не выдержит. Уже не выдерживает. Она либо сорвется и бросит себя в очередной пиздец, который добьет нас обоих, либо откажется от меня. Если бы можно было бы сделать что-то с памятью, со временем. Я бы отдал все. Если бы была возможность прожить всего один единственный год без того, что произошло, - я был бы согласен умереть после.
Я не знаю, на сколько меня хватит. Я слаб. Мне тяжело ходить, мне тяжело двигаться. Я решил оставлять порезы каждый раз, как делаю ей больно. Сегодня я обязан это сделать. Я должен мучиться больше. Если моя внутренняя боль недостаточно сильна, пусть физическая ее дополнит.
Я хотел бы все исправить. Спасибо вам, добрые чуваки, которые верят в возможность этого.
Я люблю тебя, душа моя. Твой Ден.